РАЗМЫШЛЕНИЯ О СОСТОЯНИИ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ

18.04.2018

Будаев В. Д.

Российский государственный педагогический университет им. А. И. Герцена Санкт-Петербург e-mail: budaev@list.ru

Budaev V. D. In article some reflections of the author concerning the state of affairs in the higher pedagogical education in modern Russia are stated.

В статье излагаются некоторые размышления автора, касающиеся состояния дел в высшем педагогическом образовании в современной России.

В последние годы в нашей стране нарастает недовольство, вызванное неудовлетвори­тельным состоянием системы образования. Все чаще раздаются голоса о фактическом уни­чтожении сложившейся десятилетиями системы, а также приближающейся (или уже насту­пившей) катастрофе. Автор не считает себя специалистом в области среднего образования, однако почти 40-летний стаж работы в вузе, в том числе 25-летний — в качестве заведующего кафедрой в педагогических вузах, а также 13 лет работы в должности декана факульте­та математики, думается, позволяют автору высказать свои соображения о состоянии дел в высшем образовании и о накопившихся в этой области проблемах.

Первое, что необходимо отметить, это отсутствие стабильности. За годы работы ав­тора в должности заведующего кафедрой несколько раз кардинально менялись “правила иг­ры” Сначала мы перешли от классической пятилетней системы подготовки специалистов к западной уровневой системе (бакалавриат, магистратура), потеряв при этом один год подго­товки. Затем нам стали навязывать так называемую болонскую систему. Перешли на работу по государственному стандарту 2-го поколения, затем 3-го поколения, сейчас мы работаем по стандартам 3+, уже вводится в действие стандарт 3+—+ и готовится новый стандарт 4­го поколения. Даже если отвлечься от анализа качества этих стандартов, ясно, что такая чехарда не может привести ни к чему хорошему. Практически ежегодно создаются или пе­рерабатываются учебные планы. На факультете нет двух курсов, которые учились бы по одинаковым планам. Не только преподаватели, но даже декан и заместители декана не в состоянии запомнить всю массу перманентных изменений. Нет возможности “обкатать” учеб­ный план, накопить опыт работы, не говоря уже о том, что обсуждение междисциплинарных и межкафедральных связей осталось далеко в прошлом. Огромное количество сил, времени и нервов преподавателей уходит на ежегодную разработку новых и переработку старых про­грамм дисциплин, создание новых пособий. Горы бумаги расходуются на печать все новой и новой документации, которая через год оказывается уже устаревшей.

Напрашивается естественный вывод: давайте прекратим эту чехарду. Пусть ныне дей­ствующие стандарты из рук вон плохи, но дайте нам хотя бы лет пять поработать по этим стандартам в условиях стабильности. Лучше плохая стабильность, чем постоянные изменения правил игры.

Далее, естественно все же поставить вопрос: насколько удачны ныне действующие стандарты? Чтобы не быть голословным, автор остановится на новом стандарте 3+—+, по­скольку ему довелось участвовать в разработке примерной основной образовательной про­граммы (ПООП) по направлению “Педагогическое образование”, профиль “математическое образование” по стандарту 3++. Скажу сразу: как ни старались мы с коллегами, но резуль­тат получился, на наш взгляд, удручающим, и вряд ли мы будем рады, если министерство одобрит именно нашу программу. Лишь слабым утешением может являться то соображение, что другие разработчики вряд ли смогли сделать программу лучше нашей, будучи, как и мы, в тисках бесконечных формальных требований.

Начнем с того, что в этом стандарте требуется не менее 60 кредитов уделить прак­тике. Поскольку вся программа бакалавриата рассчитана на 240 кредитов (по 60 на каждый из 4 курсов), получается, что фактически один год из четырех студенты (впрочем, извините, нет теперь термина “студенты”, есть “обучающиеся”) должны проводить на практике. Таким образом, вместо 5 лет, которые мы имели на подготовку специалиста, остается фактически

3.    Есть ограничения на количество часов в неделю, на соотношение между аудиторной и са­мостоятельной работой, на процент лекционных часов. Эти ограничения плохо согласуются друг с другом: большое количество кредитов на практику вынуждает оставлять в каждом семестре минимальное количество учебных недель, из-за этого получается “перебор” количе­ства часов в неделю. Уменьшаешь количество часов на те или иные дисциплины (что само по себе безобразие) — при этом почему-то не уменьшается трудоемкость (как приводить ее к требуемым показателям, так до конца и непонятно). Плюс ко всему обязательной стала модульная структура учебного плана, а количество кредитов в каждом модуле должно быть кратно трем. Приходится искусственно объединять в модули традиционные математические дисциплины, менять их объем, пытаясь подогнать его под требуемые показатели. Наконец, появились некоторые обязательные дисциплины, которых раньше не было (Экономические основы образования, Риторика, Инфокоммуникационные технологии, Здоровьесберегающие технологии в педагогическом образовании и т.д.). В результате предметная подготовка по сравнению с программами специалитета уменьшилась, по самым скромным подсчетам, в два раза. А ведь ни для кого не секрет, что уровень подготовки выпускников школ за послед­ние десятилетия, мягко говоря, упал. В этих условиях предметную подготовку следовало бы усиливать, мы же вынуждены ее неуклонно сокращать. К чему приводит такая политика в области математического образования, хорошо демонстрируют результаты проведенного осе­нью 2017 года в стране пробного исследования уровня компетентности учителей математики. Результаты можно охарактеризовать коротко: катастрофа.

Пожалуй, самое неприятное во всей этой ситуации: нам приходится врать. Необходи­мость хоть как-то сохранить предметную подготовку в более-менее приличном объеме заста­вила нас выдать за практику дисциплины, которые назывались практикумами: Практикум по решению задач, Практикум по решению задач повышенной сложности, Практикум по ре­шению методических задач… Есть и другие примеры вынужденного вранья. Так, одно из требований стандарта: дисциплины по выбору должны составлять не менее 40 процентов от общего объема дисциплин. Но обязательные дисциплины типа Истории, Философии, Физ­культуры, Иностранного языка, а также уже перечисленных выше дисциплин не могут быть отнесены к дисциплинам по выбору. Реально дисциплинами по выбору можно назвать толь­ко предметные дисциплины. Но как допустить, чтобы, например, курсы алгебры, геометрии или математического анализа стали вариативными? В итоге приходится прибегать к обход­ному маневру: многие математические дисциплины объявляем дисциплинами по выбору и к каждой из них придумываем второе название (выбор-то должен быть!). В итоге студенты (извините, обучающиеся) будут выбирать между Основами математической логики и Элемен­тами математической логики, между Историей математики и Математикой в историческом развитии. Кому и зачем нужно такое вранье? Во всяком случае, не преподавателям и не студентам…

Еще один, слегка замаскированный, вид вранья порожден печально знаменитым по­душевым финансированием. Вузы вынуждены всеми правдами и неправдами сохранять кон­тингент, поскольку каждый отчисленный обучающийся — это уменьшение финансирования и, соответственно, уменьшение количества ставок. Ради сохранения контингента введена такая уродливая форма как условный перевод. Обучающийся (не режет вам слух этот термин?), не сдавший летнюю сессию, вовсе не отчисляется, а условно переводится на следующий курс до 20 сентября (плюс-минус несколько дней). Затем, если он к этому времени не “закрыл” сес­сию, срок условного перевода продляется до конца декабря. И только в начале нового года, после новогодних каникул (а значит, после того, как сведения о контингенте отправляются в министерство) можно осторожно ставить вопрос об отчислении нескольких человек. Заметим также, что отчисление после зимней сессии вообще не производится, поэтому, не сдав зим­нюю сессию, можно спокойно ничего не делать и благополучно числиться обучающимся до следующего Нового года…

Кроме условного перевода, есть еще один “замечательный” способ сохранения кон­тингента: академический отпуск. Всего несколько лет назад студент (тогда он еще назывался студентом) мог уйти в академический отпуск исключительно по медицинским показателям либо по серьезным семейным обстоятельствам (подкрепленным некими документами). Теперь ничего этого не надо. Достаточно заявления обучающегося — и год академического отпуска обеспечен. Более того, брать академический отпуск можно сколько угодно раз. То есть в принципе человек может поступить в университет, пробездельничать до зимней сессии, а за­тем брать один за другим академические отпуска. Таким образом, можно сколь угодно долго числиться обучающимся (и даже занимать место в общежитии), практически ни единого дня не проучившись в университете.

Любимая фраза чиновников от образования: раз много отчисляете, значит плохо учи­те. Но давайте посмотрим на ситуацию трезво. Абитуриент приходит к нам на факультет со своими баллами ЕГЭ. Насколько эти баллы отражают истинный уровень его знаний — неизвестно. Сплошь и рядом оказыватся, что человек с высокими баллами ЕГЭ по матема­тике не имеет элементарной математической культуры. Однако проверить истинный уровень знаний абитуриента мы не можем ввиду отсутствия не только вступительных экзаменов, но даже собеседования. Неизвестно, насколько мотивированным пришел к нам тот или иной абитуриент. Кто-то пришел на факультет математики педагогического вуза потому, что дей­ствительно любит математику и хочет посвятить себя профессии учителя математики. Но ведь есть и такие, кто попал к нам случайно, просто потому, что не прошел по конкурсу на какое-то особо популярное направление. Начинается учебный год, и вот тут-то этот случай­ный первокурсник вдруг видит, что математика — это слишком сложно, что он не осилит учебу на факультете. В результате — либо он сам пишет заявление с просьбой на отчисле­ние, либо мы должны были бы его отчислить после зимней сессии. Что происходит дальше — смотрите в предыдущих абзацах. Уговариваем взять “академку”, уговариваем попробовать напрячься и поучиться еще… Думаю, не надо объяснять, какой “воспитательный” эффект имеет такая ситуация. Ведь если можно, ничего не делая, неопределенно долго числиться студентом (т.е. обучающимся), то зачем напрягаться? В итоге даже многие толковые ребя­та, пришедшие действительно за знаниями, постепенно расхолаживаются и опускаются до уровня троечников. (Впрочем, справедливости ради надо заметить, что даже в этой ситуа­ции находятся студенты, продолжающие честно и добросовестно учиться и получать знания. Более того, их даже больше, чем могло бы быть при нынешнем положении вещей).

Чтобы данная статья не разрослась до неприличных размеров, остановлюсь лишь на еще одном явлении: засильи бюрократического бумаготворческого подхода в руководстве высшим образованием. Вскоре, в конце 2018-го — начале 2019-го года нашему вузу предсто­ит пройти очередную аккредитацию. Не будет преувеличением сказать, что уже год (если не больше), университет “стоит на ушах”. Количество документации, которую необходимо подготовить к аккредитации, практически необозримо, а жесткость требований к ее оформ­лению не поддается никакому разумному объяснению. Но самое главное: проверке подлежит не качество подготовки выпускников, а именно правильность и полнота оформления докумен­тации. Малейшая неточность может послужить поводом к самым жестким санкциям вплоть до закрытия образовательной программы.

Уже при прохождении предыдущей аккредитации (начало 2013 года) нам казалось странным, что во всем огромном университете всего 2 студенческие группы писали прове­рочную работу (по 1 дисциплине каждая из них). Уже тогда мы были удивлены: неужели на основе такой мизерной информации можно сделать вывод о качестве подготовки обуча­ющихся? За прошедшие 5-6 лет ситуация только усугубилась. Такое ощущение, что уровень подготовки обучающихся вообще никого не интересует, а важен только уровень подготовки гор документации. Вспоминается анекдотичная фраза: “в вузе все было бы прекрасно, если б не было студентов”. Почему и как сложилась такая ситуация? Не потому ли, что в Рособр- надзоре правят бал люди, ничего не понимающие в высшем образовании, зато прекрасно раз­бирающиеся в бумаготворчестве? Кстати, и в действующих ныне госстандартах тоже нелегко найти хоть какое-то упоминание о том, что вуз должен давать в первую очередь знания. Посмотрите внимательно перечень компетенций в стандарте педагогического образования — найдете там что угодно, кроме необходимости знать предметную область (вернее, упоминания об этом имеются, но как бы вскользь и ненавязчиво). Бумаготворчество полностью вытесни­ло нормальный учебный процесс. Преподаватели завалены составлением гор документации. Не побоюсь сказать, что такая политика министерства и, особенно, Рособрнадзора граничит с вредительством.

Можно долго продолжать разговор о проблемах высшего образования. Но для крат­кости хочется подвести некоторые итоги. Какие выводы автор хотел бы сделать и что хотел бы предложить, исходя из вышеизложенного?

1.                  Объявить мораторий как минимум лет на пять на какие-либо изменения и на раз­работку новых государственных образовательных стандартов.

2.                  Отменить подушевое финансирование, вернуться к финансированию образователь­ных программ на основе цифр приема.

3.                  Коренным образом изменить работу Рособрнадзора, направив ее на оценку уровня подготовки выпускников вуза, и отменив 99 процентов требуемой сейчас документации.

4.                  Дать преподавателю спокойно заниматься преподаванием и научной работой, осво­бодив его от необходимости непрерывной подготовки бумаг, количество которых нарастает немыслимыми темпами.

5.                  Сделать так (увы, не знаю, как именно), чтобы люди, вершащие судьбы образова­ния, понимали, что цель образования — дать качественное образование (простите за тавтоло­гию), а не плодить горы бессмысленных бумаг.

Автор сознательно опустил такую, например, животрепещущую тему, как ЕГЭ. Раз­говор об этом мог бы вылиться в нескончаемый поток слов.

Возможно, читатель спросит: почему в данной статье отсутствует список литературы? Неужели автор считает, что никто никогда ничего не писал на тему судеб нашего высшего образования? Ответ прост: в интернете можно найти огромное количество прекрасных статей, обзоров, интервью. Но вот в “официальных” средствах массовой информации таких работ что-то не видно… Можно, конечно, задаться вопросом “почему не видно”, но это увело бы нас далеко от темы обсуждения…

Автор далек от мысли, что его статья может оказать какое-то влияние на дальнейшие судьбы высшего образования. Но, как говорится, под лежачий камень вода не течет. О пробле­мах нужно хотя бы пытаться говорить, и, может быть, когда-нибудь создастся критическая масса выступлений, которая наконец-то приведет к неким положительным сдвигам.

Источник.

Сборник «Некоторые актуальные проблемы современной математики и математического образования», Материалы 71 — ой научной конференции «Герценовские чтения», Спб, РГПУ им. А.И. Герцена, 2018 г. , стр. 169-172.

Комментарий. Обстановка, удушающая образование в высшей школе, создана не по ошибке, не от недостатка профессионализма. Как раз наоборот, это хорошо продуманная, профессионально разработанная стратегия лишения страны образования под видом реформирования того, что уничтожают. Якобы для вхождения в семью «цивилизованных» государств — тех самых, что не гнушаются провокациями с отравлениями, чтобы сбросить Россию с политической шахматной доски, чтобы попытаться и дальше безраздельно править миром, используя мировые ресурсы на благо «цивилизованных» стран. Реформа образования в средней и в высшей школе — это очевидная диверсия в образовательной отрасли. Это попытка лишить Россию будущего вполне мирными средствами, это скрытая война против России. Вы посмотрите, как заботливо реформаторы-диверсанты загрузили людей работой, совсем не нужной для функционирования высшей школы! Вы спросите, зачем? Ответ простой: чтобы не занимались образованием подрастающего поколения, а занимались никчёмными бумажками, правила составления которых постоянно меняются. Чтобы некогда было остановиться и задуматься над тем, как же подло поступают с образованием в России.